Рассказ человека из "Черного тюльпана"
"Черный тюльпан". Так армейцы из ограниченного контингента войск в Афганистане называли самолеты, вывозившие на Родину тела убитых сослуживцев. Теперь "афганцы", воевавшие в ДРА бок о бок, порой стреляют друг в друга на востоке Украины. И слова "Черный тюльпан" обрели другой смысл. Теперь это — название миссии, участники которой ищут погибших на полях сражений в зоне АТО, чтобы установить личности неизвестных солдат и отдать им последние почести. О ней в интервью нашей газете рассказал участник одной из поисковых групп, волонтер из Новой Каховки Александр Пилипенко.
Александр Иванович, как Вы попали в состав «Черного тюльпана»?
— Я еще с зимы 2014 года ездил в зону АТО с передачами от земляков-новокаховчан. Загрузил доверху свою «реношку» и первый раз поехал в Авдеевку вскоре после того, как оттуда украинские войска вытеснили сепаратистов. В тамошних магазинах, понятно, было хоть шаром покати — пусто. Накануне Нового года родители даже не могли побаловать детей сладостями. Поэтому те же конфеты, продукты и теплые вещи принимали с благодарностью. Потом возил на блокпосты нашим солдатам и добровольцам тушенку, овощные консервы. Чего только не навидался и не наслушался! Очень бередили душу разговоры бойцов, сколько их побратимов тут и там не вышло из очередного сражения, скольких потеряли пропавшими без вести, оставив семьи страдать от неизвестности. Я хотел помочь хоть чем-то, поэтому попросился в поисковую группу «Черного тюльпана». Она условно называлась «Каховка», так как из десятка поисковиков несколько были из Херсонской области.
А кто обеспечивал работу группы?
— На тот момент государство поисковикам никак не помогало. Защитный костюм я покупал на свои деньги, три машины- холодильника приобрели спонсоры. Располагалась наша база тогда километрах в сорока от базы «Правого сектора» в Покровском районе Днепропетровской области.
Помните свой первый выезд?
— Он был в район высоты 307 у города Дебальцево. Бои там шли страшные — солдаты ВСУ сходились с сепарами чуть ли не глаза в глаза. По всей высоте стояли горелые танки, иные прямо разорваны на куски взрывами. В одном окопе подняли три тела. Они лежали прямо под обгоревшим остовом танка, наполовину наехавшим на этот окоп. Сверху лежал танкист-сепар в шлемофоне — вероятно, его при взрыве выбросило из башни, а затем еще и накрыло исковерканным пушечным стволом. От него осталась только верхняя часть туловища и голова. А под ним в окопе нашли двух наших солдат с автоматами Калашникова, засыпанных землей. У одного из них обнаружили паспорт, у другого мобильный телефон. Тела украинских воинов отвезли в Днепропетровск на идентификацию, останки сепаратиста — в морг Донецка. У нас «над душой» стоял целый сепаратистский «полковник», и найденные автоматы он сразу распорядился забрать.
Как находили контакт с наемниками из «ДНР-ЛНР» во время выездов?
— У сепаратистов такой миссии, как наша, не существует — погибших отыскивают только разрозненные группы, а их мало. Поэтому они также заинтересованы в работе «Черного тюльпана», и на контролируемую ими территорию в основном только наших и пропускают. Отношение со стороны тамошних «военных» тоже разное. Некоторые любят поболтать и рассказать «укропам», какие мы плохие и как у них хорошо. А командир нашей группы вспоминал, как один такой ударил его прикладом автомата по голове просто потому, что он ему открыто посмотрел в глаза. Сепаратисты, кстати, страшно не любят, когда их называют сепаратистами — могут за это пристрелить на месте и предпочитают, чтобы их называли «ополченцами». Я выезжал в поиск четырежды, и всякий раз поездки были связаны со смертельным риском. В поездке у города Счастья (там, где наши взяли двух ГРУшников Ерофеева и Александрова) «ополченцы» открывали нам проход в минных заграждениях, а я вел машину. Проезжаем по этому проходу, глянул вниз и вижу, что колесо проходит в каких-то 10 сантиметрах от сборки из противотанковых мин. Слышу трехэтажный мат — сапер-сепаратист ругается. Но на обратном пути проход все-таки расширили на полметра.
Какой выезд для Вас стал самым значимым?
— Сепаратисты пустили слух, что у города Счастье украинские военные собрали своих убитых, облили их горючим и сожгли, а обгорелые кости забросали землей. Планируя масштабную провокацию, пригласили откапывать останки нашу поисковую группу. Туда же слетелась куча московских пропагандистов, была группа от телеканала «Russia Today» — наверное, всего человек 40. Однако сенсационного репортажа о «преступлениях украинских фашистов» у них не получилось: мы подняли тела пятерых человек, которые обгоревшими не были — у одного из них даже сохранился какой-то документ.
Вам часто встречались на телах жетоны-«смертники» с информацией о носителе, которые упрощают идентификацию останков?
— За все выезды не видел их на погибших ни единого раза. А ведь за каждым из убитых семья, которой не известна судьба мужа, брата, сына. Осознание этого просто разрывало сердца поисковиков. Ведь без «смертника» выход один — только генетическая идентификация неизвестных солдат. А это и затратно, и долго. Министерство обороны Украины должно было позаботиться об изготовлении жетонов. Почему оно этого не сделало — вопрос не ко мне.
Участники поисковых групп миссии «Черный тюльпан» сейчас получают удостоверения участников боевых действий. Ведь их работа на переднем крае иной раз даже еще более опасна, чем у военных. А Вы претендуете на такое удостоверение?
— У меня есть какая-то справка, но за удостоверением не пошел и не собираюсь. «Корочки» ничем не помогут ни мне, ни семьям погибших. Претендовать на какие-то льготы от государства не намерен — я не для того пошел в «Черный тюльпан». А на жизнь сам себе заработаю.
Спасибо за интервью.
"Новый день"